Неточные совпадения
Женщина же урод не имеет никакой
цены, если только за ней нет какого-нибудь особенного таланта, который нужен и в Англии.
Около входов стоят
женщины, показывают «живые картины» и зазывают случайно забредших пьяных, обещая за пятак предоставить все радости жизни вплоть до папироски за ту же
цену…
Но зато какая страшная, голая, ничем не убранная, откровенная правда в этом деловом торге о
цене ночи, в этих десяти мужчинах в — вечер, в этих печатных правилах, изданных отцами города, об употреблении раствора борной кислоты и о содержании себя в чистоте, в еженедельных докторских осмотрах, в скверных болезнях, на которые смотрят так же легко и шутливо, так же просто и без страдания, как на насморк, в глубоком отвращении этих
женщин к мужчинам,таком глубоком, что все они, без исключения, возмещают его лесбийским образом и даже ничуть этого не скрывают.
Конечно, в манерах наших
женщин (не всех, однако ж; даже и в этом смысле есть замечательные исключения) нельзя искать той женственной прелести, се fini, ce vaporeux, [той утонченности, той воздушности (франц.)] которые так поразительно действуют в
женщинах высшего общества (tu en sais quelque chose, pauvre petite mere, toi, qui, a trente six ans, as failli tourner la tete au philosophe de Chizzlhurst [ты, в тридцать шесть лет чуть не вскружившая голову чизльгёрстскому философу, ты в этом знаешь толк, милая мамочка (франц.)]), но зато у них есть непринужденность жеста и очень большая свобода слова, что, согласись, имеет тоже очень большую
цену.
Консервативные идеи хороши в кабинете, с глазу на глаз с начальством, но в будуаре или в обществе, где много молодых
женщин, elles ne valent rien. [грош им
цена (франц.)]
— Ей бы следовало полюбить Ральфа, — возразил Калинович, — весь роман написан на ту тему, что
женщины часто любят недостойных, а людям достойным узнают
цену довольно поздно. В последних сценах Ральф является настоящим героем.
Он забывал, что она не служила, не играла в карты, что у ней не было завода, что отличный стол и лучшее вино почти не имеют
цены в глазах
женщины, а между тем он заставлял ее жить этою жизнью.
Из щелей дома полезли
женщины, тесно окружая продавщицу; я сразу узнал ее — это прачка Наталья! Я соскочил с крыши, но она, отдав юбку за первую
цену, уже тихонько уходила со двора.
Полковой поп, больной, жалкий, был ославлен как пьяница и развратник; офицеры и жены их жили, по рассказам моих хозяев, в свальном грехе; мне стали противны однообразные беседы солдат о
женщинах, и больше всего опротивели мне мои хозяева — я очень хорошо знал истинную
цену излюбленных ими, беспощадных суждений о людях.
— Вам бы поискать вдову хорошую, молодую
женщину, испытанную от плохого мужа, чтобы она оценила вас верной
ценой. Такую найти — невелик бы труд: плохих-то мужей из десяти девять, а десятый и хорош, да дурак!
Курсы полдневских
женщин действительно поднялись на небывалую высоту в силу того экономического закона, по которому превышение спроса увеличивает
цену предметов потребления.
— Граждане, товарищи, хорошие люди! Мы требуем справедливости к нам — мы должны быть справедливы друг ко другу, пусть все знают, что мы понимаем высокую
цену того, что нам нужно, и что справедливость для нас не пустое слово, как для наших хозяев. Вот человек, который оклеветал
женщину, оскорбил товарища, разрушил одну семью и внес горе в другую, заставив свою жену страдать от ревности и стыда. Мы должны отнестись к нему строго. Что вы предлагаете?
— Прощай! — говорил он, положив руку на плечо Евсея. — Живи осторожно. Людям не верь,
женщинам — того больше. Деньгам
цену знай. Серебром — купи, золото — копи, меди — не гнушайся, железом — обороняйся, есть такая казацкая поговорка. Я ведь казак, н-на…
Кручинина. Как горько это слышать! Вы не даете никакой
цены свежему, молодому чувству простой любящей девушки и готовы унижаться перед
женщиной пожившей, которой душа уж охладела, из-за того только, что она имеет известность!
Поражало его умение ярмарочных
женщин высасывать деньги и какая-то бессмысленная трата ими заработка, достигнутого
ценою бесстыдных, пьяных ночей. Ему сказали, что человек с собачьим лицом, крупнейший меховщик, тратил на Паулу Менотти десятки тысяч, платил ей по три тысячи каждый раз, когда она показывала себя голой. Другой, с лиловыми ушами, закуривая сигары, зажигая на свече сторублевые билеты, совал за пазухи
женщин пачки кредиток.
Убила она меня этими словами, хоть ноги ей целуй! Ибо — понимаю я, что так может сказать только
женщина чистая,
цену материнства чувствующая. Сознался я в сомнениях своих пред нею; оттолкнула она меня и тихонько заплакала во тьме, а я уже и утешать её не смею.
Был он большой скопидом, и хотя ни в чём себе не отказывал, но
цену копейке знал. В пище сластолюбив и до
женщин удивительно жаден, — власть у него большая, отказать ему бабы не смеют, а он и пользуется; девиц не трогал, видимо — боялся, а
женщины — наверное, каждая хоть раз, да была наложницей его.
— Обратите внимание на этих немцев, что сидят около рубки. Когда сойдутся немцы или англичане, то говорят о
ценах на шерсть, об урожае, о своих личных делах; но почему-то когда сходимся мы, русские, то говорим только о
женщинах и высоких материях. Но главное — о
женщинах.
— Что! — кричит Иуда, весь наливаясь темным бешенством. — А кто вы, умные! Иуда обманул вас — вы слышите! Не его он предал, а вас, мудрых, вас, сильных, предал он позорной смерти, которая не кончится вовеки. Тридцать сребреников! Так, так. Но ведь это
цена вашей крови, грязной, как те помои, что выливают
женщины за ворота домов своих. Ах, Анна, старый, седой, глупый Анна, наглотавшийся закона, — зачем ты не дал одним сребреником, одним оболом больше! Ведь в этой
цене пойдешь ты вовеки!
Смирнов (осматривая пистолеты). Видите ли, существует несколько сортов пистолетов… Есть специально дуэльные пистолеты Мортимера, капсюльные. А это у вас револьверы системы Смит и Вессон, тройного действия с экстрактором, центрального боя… Прекрасные пистолеты!..
Цена таким минимум 90 рублей за пару… Держать револьвер нужно так… (B сторону.) Глаза, глаза! Зажигательная
женщина!
Вообще крестьянские
женщины тогда продавали свою честь в наших местах за всякую предложенную
цену, начиная с медной гривны, но покупатели в деревнях были редки.
Этим же кошкодралам бабы и девки тогда продавали «свою девичью красу», то есть свои волосы, и весьма часто свою женскую честь,
цена на которую, за обилием предложения, пала до того, что
женщины и девочки, иногда самые молоденькие, предлагали себя сами, без особой приплаты, «в придачу к кошке».
— Правда…Последний способ — самый легкий и не самый безобразный. Приобрети, Илька, великосветские манеры, научись болтать и, верь моему знанию, ты будешь иметь миллион. Этот способ употребляется слишком часто. Пользовались бы им семь восьмых
женщин, если бы семь восьмых были красивы и имели
цену на рынке. Попадись ты мне семь-восемь лет тому назад, я непременно купил бы тебя…Хорошенькая бестия.
В Вене тип кокотки высшей марки еще не создавался, зато легких
женщин всяких рангов и
цен, начиная с кельнерши и гувернантки и кончая певичками и танцовщицами, город был полон. Да и в бюргерстве, в мелком чиновничестве и даже в светском кругу доступность
женщин была и тогда такая же, как и теперь, в начале XX века.
— Я должен сказать тебе, господин, что эта
женщина из знатного рода, и она стоит мне по кабале больших денег, которых я через нее не выручил, потому что она умела разжалобить всех, кого я вводил к ней. Не мое будет дело, если ты станешь слушать ее слова и тебя размягчат ее речи. Я свое золото должен иметь, потому что я человек бедный и взял ее за дорогую
цену.
Ветрогон! не знает всей
цены сокровища, его здесь ожидающего; он не знает, что для Луизы можно забыть и дядюшкины миллионы, и всех
женщин на свете.
Последняя, остававшаяся круглый год во всей своей неприкосновенности, с особым штатом прислуги, находилась в бельэтаже одного из домов Большой Морской улицы и состояла из девяти комнат, убранных так, как только может придумать причудливая фантазия
женщины, обладающей независимым состоянием, тонким вкусом и при этом не знающей
цены деньгам; словом, этот храм Афродиты, как называли квартиру Анжель петербургские виверы, напоминал уголок дворца Алладина из «Тысячи и одной ночи».
— Наружность обманчива вообще, наружность же красивой
женщины по преимуществу. Вот уже десять лет, как я знаю ее — я ее доктор. У нее было десять любовников. Последний из них, как тебе только что говорили, уезжает в Ташкент; этот еще кончил лучше других. У нее большое состояние, но все знают,
ценою скольких человеческих жизней оно обошлось…
— Какой какой?! Какой угодно.
Женщина с такой обаятельной внешностью имеет полное право всестороннего выбора! — восторженно заговорил он, пожирая ее глазами и забывая даже о том, что этим может набить ей
цену.
— Всякая без исключения… если любит…
Женщины, мой друг, ценят свое чувство и требуют за него соответствующую плату… иные чувством же, иные жизненным комфортом и не уступят ничего из назначенной
цены…
Игнатьев — зажиточный дворянин — покинул свою жену на произвол судьбы, и несчастная
женщина принуждена была добывать себе пропитание
ценою своего позора.
— Ты очень щедр, — отвечала Тения, — и возвысил
цену моей красоты до того, что она стала теперь
ценою свободы моего мужа, а я язычница и, как ты говоришь, я не имею стеснений, но ты позабыл, что наши
женщины ходили в храмы богини Изиды с согласия мужей их, и это не был обман, так и это, о чем ты говоришь мне, касается моего мужа, а потому я должна спросить у него, согласен ли он, чтобы я купила ему свободу этою
ценой.